Неточные совпадения
Дрожу, гляжу на лекаря:
Рукавчики засучены,
Грудь фартуком завешана,
В одной
руке — широкий нож,
В другой ручник — и кровь на нем,
А на носу очки!
Так вот что с парнем сталося.
Пришел в село да, глупенький,
Все сам и рассказал,
За то и сечь надумали.
Да благо подоспела я…
Силантий осерчал,
Кричит: «Чего толкаешься?
Самой под розги хочется?»
А Марья, та свое:
«Дай, пусть проучат глупого!»
И рвет из
рук Федотушку.
Федот как лист
дрожит.
Я долго, горько думала…
Гром грянул, окна
дрогнули,
И я вздрогнула… К гробику
Подвел меня старик:
— Молись, чтоб к лику ангелов
Господь причислил Демушку! —
И дал мне в
руки дедушка
Горящую свечу.
Она улыбаясь смотрела на него; но вдруг брови ее
дрогнули, она подняла голову и, быстро подойдя к нему, взяла его за
руку и вся прижалась к нему, обдавая его своим горячим дыханием.
Когда Левин вернулся домой, он съехался с княгиней, и они вместе подошли к двери спальни. У княгини были слезы на глазах, и
руки ее
дрожали. Увидав Левина, она обняла его и заплакала.
— Наденьте совсем! — послышались советы, когда священник надел на них венцы, и Щербацкий,
дрожа рукою в трехпуговочной перчатке, держал высоко венец над ее головой.
Она не отвечала и, склонив немного голову, смотрела на него из-подлобья вопросительно своими блестящими из-за длинных ресниц глазами.
Рука ее, игравшая сорванным листом,
дрожала. Он видел это, и лицо его выразило ту покорность, рабскую преданность, которая так подкупала ее.
Сморщенное лицо Алексея Александровича приняло страдальческое выражение; он взял ее за
руку и хотел что-то сказать, но никак не мог выговорить; нижняя губа его
дрожала, но он всё еще боролся с своим волнением и только изредка взглядывал на нее. И каждый раз, как он взглядывал, он видел глаза ее, которые смотрели на него с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда не видал в них.
Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвавшись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колени его
дрожали… он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно холодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему
руку.
Тусклая бледность покрывала милое лицо княжны. Она стояла у фортепьяно, опершись одной
рукой на спинку кресел: эта
рука чуть-чуть
дрожала; я тихо подошел к ней и сказал...
А надо бы заснуть, чтоб завтра
рука не
дрожала.
В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы;
рука ее, опираясь на мою,
дрожала; щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, — впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна, ни с кем не кокетничала, — а это великий признак!
— Это лошадь отца моего, — сказала Бэла, схватив меня за
руку; она
дрожала, как лист, и глаза ее сверкали. «Ага! — подумал я, — и в тебе, душенька, не молчит разбойничья кровь!»
Татьяна то вздохнет, то охнет;
Письмо
дрожит в ее
руке;
Облатка розовая сохнет
На воспаленном языке.
К плечу головушкой склонилась.
Сорочка легкая спустилась
С ее прелестного плеча…
Но вот уж лунного луча
Сиянье гаснет. Там долина
Сквозь пар яснеет. Там поток
Засеребрился; там рожок
Пастуший будит селянина.
Вот утро: встали все давно,
Моей Татьяне всё равно.
Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждет она;
Он верил, что друзья готовы
За честь его приять оковы
И что не
дрогнет их
рукаРазбить сосуд клеветника;
Что есть избранные судьбами,
Людей священные друзья;
Что их бессмертная семья
Неотразимыми лучами
Когда-нибудь нас озарит
И мир блаженством одарит.
— Чшш! — произнесла татарка, сложив с умоляющим видом
руки,
дрожа всем телом и оборотя в то же время голову назад, чтобы видеть, не проснулся ли кто-нибудь от такого сильного вскрика, произведенного Андрием.
Он уже забывался: лихорадочная
дрожь утихала; вдруг как бы что-то пробежало под одеялом по
руке его и по ноге.
Пойдешь? — спрашивала она его, вся
дрожа, точно в припадке, схватив его за обе
руки, крепко стиснув их в своих
руках и смотря на него огневым взглядом.
Письмо
дрожало в
руках его; он не хотел распечатывать при ней: ему хотелось остаться наедине с этим письмом.
Не то чтобы
руки его так
дрожали, но он все ошибался: и видит, например, что ключ не тот, не подходит, а все сует.
Увидав его выбежавшего, она задрожала, как лист, мелкою
дрожью, и по всему лицу ее побежали судороги; приподняла
руку, раскрыла было рот, но все-таки не вскрикнула и медленно, задом, стала отодвигаться от него в угол, пристально, в упор, смотря на него, но все не крича, точно ей воздуху недоставало, чтобы крикнуть.
Соня развернула книгу и отыскала место.
Руки ее
дрожали, голосу не хватало. Два раза начинала она, и все не выговаривалось первого слога.
— Фу, какие вы страшные вещи говорите! — сказал, смеясь, Заметов. — Только все это один разговор, а на деле, наверно, споткнулись бы. Тут, я вам скажу, по-моему, не только нам с вами, даже натертому, отчаянному человеку за себя поручиться нельзя. Да чего ходить — вот пример: в нашей-то части старуху-то убили. Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела дня на все риски рискнул, одним чудом спасся, — а руки-то все-таки
дрогнули: обокрасть не сумел, не выдержал; по делу видно…
Руки его
дрожали, перебирая листы, от судорожного нетерпения.
Он сидел на диване, свесив вниз голову, облокотясь на колени и закрыв
руками лицо. Нервная
дрожь продолжалась еще во всем его теле. Наконец он встал, взял фуражку, подумал и направился к дверям.
Он был в полном уме, затмений и головокружений уже не было, но
руки все еще
дрожали.
— Что руки-то
дрогнули? — подхватил Заметов, — нет, это возможно-с. Нет, это я совершенно уверен, что это возможно. Иной раз не выдержишь.
Он был как бы сам не свой. Он даже и на месте не мог устоять одной минуты, ни на одном предмете не мог сосредоточить внимания; мысли его перескакивали одна через другую, он заговаривался;
руки его слегка
дрожали.
Авдотья Романовна была бледна;
рука ее
дрожала в
руке брата.
Она
дрогнула, уперлась обеими
руками в его грудь, но уперлась слабо, и он мог возобновить и продлить свой поцелуй.
Павел Петрович
дрогнул слегка и хватился
рукою за ляжку. Струйка крови потекла по его белым панталонам.
Она, видимо, много плакала, веки у нее опухли, белки покраснели, подбородок
дрожал,
рука дергала блузку на груди; сорвав с головы компресс, она размахивала им, как бы желая, но не решаясь хлестнуть Самгина по лицу.
При свете стенной лампы, скудно освещавшей голову девушки, Клим видел, что подбородок ее
дрожит,
руки судорожно кутают грудь платком и, наклоняясь вперед, она готова упасть.
Он встал, ноги его
дрожали, а
руками он тыкал судорожно в воздух, точно что-то отталкивая, стоял, топая ногой, и кричал...
Однажды ему удалось подсмотреть, как Борис, стоя в углу, за сараем, безмолвно плакал, закрыв лицо
руками, плакал так, что его шатало из стороны в сторону, а плечи его
дрожали, точно у слезоточивой Вари Сомовой, которая жила безмолвно и как тень своей бойкой сестры. Клим хотел подойти к Варавке, но не решился, да и приятно было видеть, что Борис плачет, полезно узнать, что роль обиженного не так уж завидна, как это казалось.
Ее судороги становились сильнее, голос звучал злей и резче, доктор стоял в изголовье кровати, прислонясь к стене, и кусал, жевал свою черную щетинистую бороду. Он был неприлично расстегнут, растрепан, брюки его держались на одной подтяжке, другую он накрутил на кисть левой
руки и дергал ее вверх, брюки подпрыгивали, ноги доктора
дрожали, точно у пьяного, а мутные глаза так мигали, что казалось — веки тоже щелкают, как зубы его жены. Он молчал, как будто рот его навсегда зарос бородой.
— Вам вредно волноваться так, — сказал Самгин, насильно усмехаясь, и ушел в сад, в угол, затененный кирпичной, слепой стеной соседнего дома. Там, у стола, врытого в землю, возвышалось полукруглое сиденье, покрытое дерном, — весь угол сада был сыроват, печален, темен. Раскуривая папиросу, Самгин увидал, что
руки его
дрожат.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее
дрожал подбородок. Голос у нее был бесцветен, как у человека с больными легкими, и от этого слова казались еще тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла
руку, поправляя волосы над ухом.
Вот она смотрит на него, расширив глаза, сквозь смуглую кожу ее щек проступил яркий румянец, и пальцы
руки ее, лежащей на колене,
дрожат.
«Сейчас все это и произойдет», — подумал он не совсем уверенно, а как бы спрашивая себя. Анфимьевна отворила дверь. Варвара внесла поднос, шла она закусив губу, глядя на синий огонь спиртовки под кофейником. Когда она подавала чашку, Клим заметил, что
рука ее
дрожит, а грудь дышит неровно.
— Ты с ума сошел, — пробормотала Варвара, и он видел, что подсвечник в
руке ее
дрожит и что она, шаркая туфлями, все дальше отодвигается от него.
Иноков подошел к Робинзону, угрюмо усмехаясь, сунул
руку ему, потом Самгину,
рука у него была потная,
дрожала, а глаза странно и жутко побелели, зрачки как будто расплылись, и это сделало лицо его слепым. Лакей подвинул ему стул, он сел, спрятал
руки под столом и попросил...
Варвара сидела у борта, держась
руками за перила, упираясь на
руки подбородком, голова ее
дрожала мелкой
дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял рядом с нею, вполголоса вспоминая стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все пассажиры давно уже пошли спать. Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой.
— Слышали? — спросил он, улыбаясь, поблескивая черненькими глазками. Присел к столу, хозяйственно налил себе стакан чаю, аккуратно положил варенья в стакан и, размешивая чай, позванивая ложечкой, рассказал о крестьянских бунтах на юге. Маленькая, сухая
рука его
дрожала, личико морщилось улыбками, он раздувал ноздри и все вертел шеей, сжатой накрахмаленным воротником.
— А — кровью пахнет? — шевеля ноздрями, сказала Анфимьевна, и прежде, чем он успел остановить ее, мягко, как перина, ввалилась в дверь к Варваре. Она вышла оттуда тотчас же и так же бесшумно, до локтей ее
руки были прижаты к бокам, а от локтей подняты, как на иконе Знамения Абалацкой богоматери, короткие, железные пальцы шевелились, губы ее
дрожали, и она шипела...
Он отскочил в сторону, личико его тревожно и радостно
дрожало, он размахивал
руками, притопывал, точно собираясь плясать, полы его сюртука трепетали подобно крыльям гуся, и торопливо трещал сухой голосок...
В правой
руке ее гребенка,
рука перекинута через ручку кресла и тихонько вздрагивает; казалось, что и все ее тело тихонько
дрожит, только глаза неподвижно остановились на лице Лютова, клочковатые волосы его были чем-то смазаны, гладко причесаны, и лицо стало благообразнее.
Клим зажег свечу, взял в правую
руку гимнастическую гирю и пошел в гостиную, чувствуя, что ноги его
дрожат. Виолончель звучала громче, шорох был слышней. Он тотчас догадался, что в инструменте — мышь, осторожно положил его верхней декой на пол и увидал, как из-под нее выкатился мышонок, маленький, как черный таракан.
Самгин старался не смотреть на него, но смотрел и ждал, что старичок скажет что-то необыкновенное, но он прерывисто, тихо и певуче бормотал еврейские слова, а красные веки его мелко
дрожали. Были и еще старики, старухи с такими же обнаженными глазами. Маленькая женщина, натягивая черную сетку на растрепанные рыжие волосы одной
рукой, другой размахивала пред лицом Самгина, кричала...
Самгин понимал, что сейчас разыграется что-то безобразное, но все же приятно было видеть Лютова в судорогах страха, а Лютов был так испуган, что его косые беспокойные глаза выкатились, брови неестественно расползлись к вискам. Он пытался сказать что-то людям, которые тесно окружили гроб, но только махал на них
руками. Наблюдать за Лютовым не было времени, — вокруг гроба уже началось нечто жуткое, отчего у Самгина по спине поползла холодная
дрожь.